Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-2 [СИ]

Другое дело, что жрать нечего и работы нет — а в мечети раздают деньги. Но только ты должен, по крайней мере, носить бороду и являться в пятницу на намаз. Где вам доступно разъяснят, кто виноват, и что желать — а надо помнить, что такого цинизма как на Западе здесь нет, здесь привыкли верить.

И тут же, в мадафе, вон если подойти к тому человеку — то можно завербоваться на джихад. Да и вообще. Один ты не выживешь. Тебя ограбят, убьют, над тобой будут издеваться полицейские. Но если ты член Братьев-мусульман…

Исламская мафия. Отличие от сицилийской в том, что здесь есть идеология. И желание поработить весь мир.

Али, Хамза, Джебель и Шари зарабатывали, как могли. Когда раздавали деньги за то, чтобы пойти на митинг — они шли. Когда раздавали деньги за то, чтобы идти громить и жечь — они громили и жгли. Они не верили в Аллаха — если бы он был в этом мире, не было бы столько зла. Но нельзя было считать их и простыми наемниками. Они стремились к справедливости — и примыкали к мусульманам только потому, что они единственные — кто в этом мире еще говорил о справедливости. Остальные просто делали деньги… было такое ощущение, что политики всего мира сговорились против своих народов, чтобы выкачивать из них побольше денег, лгать… они были против этого. Они не хотели — чтобы вернулось полицейское государство Мубарака. Это и было их понимание свободы и справедливости, какую они хотели.

Они не были радикальными фанатиками и салафитами — и потому избегли бойни у университета Аль-Азхар, остались в живых. Но на улицу они вышли — мулла их мечети сказал, что богатые и военные подняли мятеж против народа и против ислама. Раз они так сделали — теперь их жизни разрешены, их имущество разрешено, их женщины разрешены… теперь они вне закона. Али, Хамза, Джебель и Шари, а так же другая молодежь, собравшаяся в мечети, поняли все правильно — теперь можно безнаказанно насиловать, грабить и убивать. Несмотря на то, что они были бедными, несмотря на то, что в их государстве за последнее время много чего плохого происходило — они все же не могли просто так броситься на улицы творить беспредел… могли, но немногие. Мулла своим коротким выступлением сделал из них грабителей, насильников и убийц, сказал — можно. А раз можно…

У них были две машины и автоматический карабин. Только один и еще один револьвер — оружие продавалось, но у них не было средств на то, чтобы купить его. В мечети им выдали автомат и немного патронов. И они отправились в город…

Не повезло британской журналистской группе. Они наткнулись на них и попытались взять интервью. Причем журналистка — англичанка была молодая и красивая. И еще — она верила в то, что местные молодые люди из трущоб — просто хотят немного больше свободы. Что они такие же люди, как и сами англичане, просто им не повезло жить в плохой, несвободной стране. И если она возьмет у них интервью и донесет их бесхитростные слова до каждого жителя Великобритании — то окажет им и Египту услугу, а они будут благодарны. Это было ошибкой. Оператора они зарезали сразу, отобрали камеру и зарезали. Затем — они захватили фургон, вышвырнув из него местного водителя — убивать его не стали, потому что своих убивать чревато. Отогнав фургон подальше, они набросились на журналистку: их было четверо, и только у одного из них за последний год была женщина. До того, что происходит вокруг, им было плевать: они насиловали попавшую им в руки журналистку несколько часов. Под утро — перерезали горло и выпихнули из машины. Фургон им понравился, там было много какого-то оборудования, которое, наверное, дорого стоит. И которое, наверное, можно дорого продать. Надо было отогнать фургон куда-нибудь в пригород, чтобы пули не повредили его. Но это оказалось не так то просто сделать…

Ни один из них не испытывал никаких угрызений совести из-за того, что он совершил. Это было дико, непонятно среднему американцу и особенно среднему европейцу — но это было так. И американцы и европейцы — рождались в благополучии и комфорте, они жили всю жизнь в благополучии и комфорте, страны подобные Египту они видели лишь в международных новостях на экране телевизора. Они чувствовали, подсознательно чувствовали, что их благополучие оплачено неблагополучием другие людей — и потому испытывали угрызения совести. Которые пытались заглушить, совершая пожертвования и собирая благотворительные балы.[52] А такие как Али, Хамза, Джебель и Шари никогда не испытывали угрызений совести. Они родились в нищете и жили в нищете, и жизнь давала им только то, что они сами могли у кого-то отнять, выгрызть зубами. Жизнь была жестока, им никогда не доставалось ничего просто так — и почему они должны жалеть неверную белокожую дуру с ее наивными воззрениями и мечтами? Какого шайтана? Аллах послал ее на их пути, она неверная, значит с ней можно делать все, что угодно. Они были дураками, если бы отпустили ее — когда им еще представится возможность познать женщину. Тем более — белую женщину, не шармуту,[53] настоящую женщину. У Джебеля это вообще было первый раз — а если завтра их убьют, он бы так и умер, не познав женщину. А если их расстреляют солдаты — так какая разница будет, что они сделают с той женщиной? Убьют они ее или нет?

В общем — оставьте все эти глупости про «совесть» кому-нибудь другому…

Сотовую связь уже отключили, они не знали, что по их родному району нанесли удар самолеты ВВС. Среди них — было двое опытных таксистов, и они решили гнать машину к себе в родной район, там ее не отберут, там их все знают. Али остался рядом с его машиной, на которой они ездили раньше, Хамза, Джебель и Шари поехали отвозить фургон. Взяв оружие — на случай, если попытаются его отбить.

Тут возникла проблема. Армейские части занимали позиции в районе посольств и дорогих районов… очевидно, была какая-то договоренность относительно этого. Они, не стесняясь, открывали огонь по всем, кто пытался приблизиться… с самого начала все пошло очень и очень круто — в кость и до крови. Сидевший за рулем Шари был опытным таксистом — но он не учел, что на улицах была куча машин, а многие улицы были перекрыты либо танками, либо баррикадами. Исламисты ездили на мотоциклах — водитель и стрелок — позволявших пробиваться через любые заторы. А вот они, со своим громоздким фургоном — встали.

— О Аллах, какой ты идиот! — не выдержал Хамза, когда Шари пытался пробиться вперед, неистово сигналя и подталкивая машины, которые были впереди — за что Аллах лишил тебя разума, скажи?

— Лучше бы Аллах лишил тебя твоего болтливого языка! — огрызнулся Шари, сильно раздраженный из-за пробки

Водитель машины, которая стояла впереди — высунулся и погрозил им автоматом. В Египте автомат теперь — был обычным средством дорожных и религиозных разборок.

— О Аллах, сейчас ты погубишь и себя и нас!

— Заткнись, сын шакала?

— Я сын шакала?!

Намечавшуюся драку прервал Джебель — ему доверили автомат.

— Брат Шари, зачем ты так говоришь? — сказал он. Джебель был в хорошем настроении от того, что, наконец-то познал женщину.

— Ты идиот! — не желал примирения Хамза

— Может, сам сядешь за руль, а?

Где-то рядом — хлопали выстрелы, это вызывало тревогу.

— А может, и сяду! Зачем ты поехал через центр, тут стреляют. Ты что — не слышишь?

— Я слышу только твою болтовню!

— Брат, а как бы поехал ты?

Помогите…

Они обернулись — к ним бежала женщина. Такая же, как та… Неверная женщина! Женщина, говорящая не на их языке, не носящая паранджу, доступная женщина. И значит то, что произойдет — она целиком заслужила.

Не сговариваясь, они начали действовать

Хамза схватил ее за руку, она дернулась — и Джабаль ударил ее прикладом автомата, радостный от того, что ему предстоит познать еще одну женщину. От радостного предвкушения и от неопытности в обращении с автоматом — он ударил ее слишком сильно… наверное. Женщина упала на асфальт.

— О, Аллах, ты что делаешь?

— Она начала вырываться!

— Зачем так сильно бить?

Хамза — наклонился и похлопал женщину по щекам, потом хлестнул сильнее…

Джебаль мысленно выругал сам себя — это надо же быть таким идиотом, своими руками лишил себя женщины! Нельзя проявлять нетерпения, правильно говорится — терпение есть несомненное достоинство муджахеддина. А если она умерла? Правда, он слышал, что можно и с мертвой, если не прошло шести часов с часа смерти… но тут разное говорят. Кто говорит, что это харам, а кто-то говорит — можно любому мусульманину. В общем, тут не поймешь… у него и с живой то не очень получилось, а тут — с мертвой! Он не был уверен, что у него получится с мертвой, как с живой.

Хамза добился своего — женщина открыла глаза, зрачки у нее плавали…

— Жива…

— О, Аллах.

— Заткнись. Давай, погрузим ее в машину. Бери ее…